В ряду дисциплинарных мер, применяемых к провинившимся штаб- и обер-офицерам, временное лишение свободы является мерой позорной, унижающей офицера перед обществом и дискредитирующей перед нижними чинами.

В прямых интересах службы и достоинства офицерского звания желательно эту отжившую меру или вовсе упразднить или низвести до minimum'a. Это не будет ограничением пределов власти начальника, так как разумная власть зиждется не на праве наказывать, а служебная добросовестность подчиненного - не на страхе ожидаемого наказания...

С момента, когда вооруженные силы государства обратились в вооруженный народ, единение между этими силами и создавшим их народом и почет и уважение к корпусу офицеров получают первенствующее значение.

Несколько лет тому назад, с разрешения коменданта одного из крупных южных центров, я ознакомился с делом об арестовании офицеров за четыре года. Длинная цепь разнохарактерных проступков служила поводом к арестованию офицеров за означенный период времени, начиная от 15-минутного опоздания на службу и явки в строй без галстуха включительно, до серьезного нарушения офицерского достоинства и общественного благочиния. За один год, взятый на выдержку, было арестовано: подполковников - 2, капитанов - 5, шт.-капитанов - 4, поручиков - 7 и подпоручиков - 14.

Можно думать (a priori), что общее число офицеров нашей армии, арестовываемых за год в дисциплинарном порядке, - весьма значительно, причем большая половина пострадавших приходится на долю младших офицеров,еще не выработавших способности подчинять личные желания и увлечения суровым требованиям службы.

В гвардии аресты почти не применяются по отношению к офицерам, в некоторых армейских частях - в крайних случаях, в иных же эта острая мера является заурядным событием. За небольшим исключением, уровень офицеров армейских частей одинаков, а потому все зависит от субъективного свободного усмотрения начальника. Но усмотрения начальника, его личные взгляды и служебный такт никакой регламентации не поддаются.

Разум, воля и сердце толкового начальника влияют на весь уклад полковой жизни, сказываются во всех складках офицерского быта, - от выбора книг и взаимных отношений офицеров включительно, до их отношения к гражданскому обществу.

Чудеса может сделать моральный авторитет разумного начальника. Он возвышает и поддерживает влияние и голос лучших элементов общества офицеров, создает товарищескую солидарность, которая невольно захватывает и втягивает прибывающую молодежь, при таком esprit de corps достаточно одного намека, чтобы проступок, совершенный офицером, более не повторялся, и, конечно, не может быть и речи о грубом физическом побуждении в форме временного лишения свободы.

Но там, где нет морального влияния начальника и товарищеской спайки, где часть бредет «без руля и без ветрил», там неизбежно обнаруживается «недостаток нравственного воздействия т заботливости как со стороны начальствующих лиц, так и старших товарищей...»

Жуткое впечатление производят на нас, старых инвалидов, кошмарные кутежи, иллюстрируемые событиями последних дней, - эта жуть усиливается сознанием, что с кутежами связан упадок дисциплины, или вернее упадок дисциплины связан с кутежами. Это итог весьма многих слагаемых. Но это не есть органический недостаток, скорее временное недомогание, излечиваемое не суровостью, а нравственным влиянием, личным авторитетом начальника и его неустанным культурным воздействием на группу ему подчиненных офицеров.

Никогда не забуду выражения покойного командира Кавказского корпуса генерала Фадеева, человека большого здравого смысла и громадного служебного опыта: «Начальник, арестовавший офицера, говорил он, расписывается в неспособности управлять офицерами». Дисциплина вкореняется гораздо прочнее мерами воспитательными, причем она крепка лишь тогда, когда существует не только снизу вверх, но и сверху вниз.

Мне могут возразить, что в настоящее время, когда нам колют глаза кутежами и разнузданностью, несвоевременно возбуждать вопрос об упразднении арестов для офицеров. Я нахожу, что именно теперь, более чем когда-либо, своевременно говорить о подъеме достоинства офицера, его самолюбия и чувства чести. Поясню свою мысль частным примером. Задолго до турецкой войны одним из пехотных полков, впоследствии весьма любимым Скобелевым, командовал полковник генерального штаба Ц... Это был человек широкого умственного кругозора, озаренного своеобразным, вдумчивым мышлением. За пять лет командования им полком, никто не слышал от него слов «честь мундира», но все офицеры дивизии считали бы за честь носить мундир его полка. В названном полку служил шт.-капитан, назову Иванов, окончивший военное училище. Задолго до полковника Ц... он, вследствие несчастных обстоятельств, совершенно опустился, размяк и физически, и служебно, неглижируя службой до последней крайности. Однажды в полковой канцелярии командир батальона обратился к полковнику Ц... с жалобой на Иванова, прося арестовать его властью командира полка. Ц.,., немного подумав, ответил: «Арестовать Иванова мы всегда успеем, а попробуем применить к нему более крутую меру,... дадим ему роту, - и, видя полное недоумение баталионера, добавил - посмотрим, что из этого выйдет», - и вышло чудо. Полковник Ц... подвергнул Иванова, так сказать, служебному анабиозу, дав ему роту, он заморозил в нем все неприглядные человеческие и служебные качества, вызвав наружу хорошие стороны, приглушенные апатией и неприглядной жизнью.

Совершилась удивительная метаморфоза. Воскресший физически и духовно, чувствуя на себе глаза всех, возбуждаемый и самолюбием, и признательностью, Иванов жадно влег в служебную лямку и сделался самым ретивым толковым командиром роты; впоследствии он перевелся воспитателем в кадетский корпус.

Практическая мораль этого случая такова: чтобы помочь упавшему, нужно не давить ему на плечи, а поднять его...

Совершенное упразднение ареста офицеров, будучи выражением особой милости и исключительного доверия, неизбежно породит и укрепит в корпусе офицеров сознательную решимость оберегать свои поступки и офицерское звание от нареканий и «нежелательных последствий».